26.03.2012
Хомс: вторая весна
Зарево далекого пожара
Киев–Дамаск–Маалюля
(Окончание. Начало, пожалуйста, читайте в предыдущем номере)
В Сирии каждый день прощаются с погибшими.
И это тоже небезопасно: во время траурных процессий боевики могут стрелять даже в тех, кто хоронит. Значит, будут новые жертвы.
В начале марта сообщения о погибших приходили из провинции Хомс.
Затем стали приходить из Алеппо.
Сейчас уже из Дамаска.
И я не знаю, какому еще богу молиться, чтобы в числе 27 погибших от взрывов гранат и начиненного тротилом автомобиля в некогда тихом квартале Меззе в ночь на понедельник 19 марта не оказалось бы никого из тех, кого знаю и помню в Дамаске.
Ни один телефон не отвечает. «Ничего, — успокаиваю себя. — Просто проблемы со связью. Или еще не вернулись из Хомса».
Всех, кого только могла, просила попасть в квартал Бабаль-Амр, оплот боевиков так называемой «Сирийской освободительной армии», сделать свежие снимки и переслать мне фотографии для материала.
Потому что в Хомс я так и не попала.
Тридцать пять дорог
Никто из руководства Народного совета Сирии, к кому обращалась с просьбой помочь добраться до мятежной провинции, — не только не был намерен поспособствовать, но и считал своим долгом непременно сообщить: туда, может, и доберетесь, а назад — вряд ли.
К тому же на всякий случай предупреждали: по возможности — не только там, но и где бы то ни было — никаких случайных знакомых не фотографировать.
Я так поняла, исключительно из соображений безопасности. Не столько моей, сколько прохожих.
Сначала удивлялась, а спустя время убедилась: люди действительно опасаются, что если их снимок появится в прессе, тем паче в интернете, то... Неизвестно, чего можно ждать им и их семьям от боевиков СОА.
Так что сильно я и не упорствовала: нельзя, значит, нельзя.
Пожилой таксист по имени Набиль, готовый хоть сейчас везти в Бейрут за 250 долл., насчет Хомса, куда везти пассажира выгоднее, поскольку не надо пересекать границу, — крепко задумался.
162 километра надо было преодолеть, пока совсем не стемнело.
Вокруг города 35 блок-постов — на каждой из дорог. В случае особой опасности они готовы сомкнуть «кольцо» и отрезать Дамаск от внешнего мира.
Первый блок-пост на пути из Дамаска в Хомс
На смеси арабского, русского и английского Набиль сказал: если все-таки удастся проскочить и добраться до Хомса, то еще вопрос — как вернуться?
«Почти гарантирую, что там вас будут ждать те, кто промышляет грабежами приезжих. И хорошо, если только ограбят», — многозначительно заметил таксист.
Невесть какими «огородами» он все-таки прошел первые полицейские блок-посты на выезде из Дамаска.
Но километра через полтора машину остановил патруль «шабих» — проправительственные дружинники.
Их было четверо. Стояли возле своего грузовика, служившего чем-то вроде «опорного пункта», со всех сторон обложенного мешками с песком. Набиль приказал мне из такси не высовываться, а сам, прихватив мой паспорт, отправился на переговоры.
Патрульные, изумленные тем, что у меня не было специального пропуска, в свете фонариков более тщательно, чем надо, рассматривали все страницы паспорта. Затем один из них подошел к машине. В руках был АК с перемотанным синей изолентой рожком.
Снова долго сверял «объект» с фотографией. В который раз изучал мою сирийскую визу, наконец убедился, что все в порядке, заулыбался.
Позволил сфотографировать и грузовик, и мешки, и себя. После чего попросил мой фотоаппарат. И с той же улыбкой удалил только что сделанные снимки.
Таксист попрощался с «шабихом» — во всеми за руку. И когда я уж было решила, что все-таки едем дальше, развернулся через сплошную осевую и направился в Дамаск.
«...В Хомсе остались родственники моей жены. Сестры, братья, племянники, — рассказывал он. — Я б и денег с вас не взял, только бы добраться туда!
С тех пор, как начался мятеж, ни я, ни жена не имеем от них вестей. В прошлом году в марте еще могли пару раз связаться по телефону. А в апреле связь пропала. Теперь только слушаем по телевизору: в Хомсе нет воды, в Хомсе нет электричества. Из Хомса в Турцию сбежал по подземелью мэр с чемоданом денег... Там действительно подземные хода были, пока их не завалило... Бандиты взорвали газопровод. В декабре взорвали нефтепровод».
Может, родные успели уйти в Ливан до того, как разрушили мост? Или остались в городе? У них квартиры были в квартале Аль-Баяда. Но это очень опасное место. Почти такое же, как и квартал Бабаль-Амр. Каждый день жена Набиля молится, чтобы они остались живы.
В Хомсе, говорит таксист, сейчас пустынно и тихо. Это когда не стреляют. А так люди в основном прячутся в домах, лучше — в подвалах.
«Враг номер два»
Ахмад Мохаммед ставит свечи в православной церкви,
чтобы беда обошла стороной и его семью, и страну
Ахмад Мохаммед тоже родом из Хомса. Он работает в сирийском посольстве в Киеве, а сюда прилетел вместе с нами в качестве переводчика.
И я знаю, как у него болит сердце, когда он думает об отце, матери и братьях, которые остались в городе, где почти год льется кровь.
Его рассказы о родных и друзьях сбивчивы: Ахмад торопится поделиться самым важным.
Но получается, что все важно: и о старшем брате, чудом спасшемся, когда его расстреливали бандиты, и о младшем, которого ранило осколком, и о друге детства, которого СОА четвертовало, и о соседском мальчишке, застреленном у дороги.
Активисты «Сирийской освободительной армии» охотятся и на Ахмада. Они выпускают листовки, где по номерам перечисляют своих «врагов» — тех, кого приговорили к смерти.
В реестре он идет под №2. А №1 — местный писатель, чью фамилию Ахмад, кстати, так и не запомнил. Но, говорит, мне все равно обидно, что у них я только второй. И думает: что ж такое должен сделать еще, чтобы стать главным врагом СОА?
«...Я учился в школе с одним парнем. Мы жили рядом, дружили. И наши младшие братья дружили... Когда в Хомсе стало опасно, начали орудовать бандформирования, Захир, младший брат друга, таксист, позвонил моему брату. «Али, — сказал он, — мою машину остановила женщина в хиджабе, очень просит отвезти туда-то и туда-то... Если со мной что-то случится, знай, куда я поехал».
И называет район, где часто происходят события: там бандиты не просто похищают людей, но режут их, как животных.
По дороге такси остановили четверо террористов. Буквально в ста метрах был блок-пост, где дежурили солдаты правительственных войск. Пассажирка выскочила из машины и побежала к посту. А бандиты схватили водителя, бросили в багажник своей машины и увезли.
Через некоторое время — звонок моему младшему брату с мобильного телефона Захира. Он слушает: чужой голос! Кто-то спрашивает: «Ты такого-то знаешь? Так мы его сейчас зарежем. Но еще и тебя, и твою семью, и всех, кто не принадлежит к нашей конфессии!» Али нужно было идти к маме Захира. Но он не смог. Единственное, хватило сил рассказать нашей маме. И она пошла в дом к родным Захира... Позвонили в полицию. А на следующий день возле мусорки недалеко от их дома нашли бездыханное тело. Перед тем, как убить, Захиру выкололи глаза».
Каждый раз, когда я просила Ахмада хотя бы в общих чертах описать, что происходит в Хомсе, он выдерживал паузу: собирался с духом. Человеку даже с очень крепкими нервами о таком говорить тяжело.
«...Когда в начале событий стали обвинять силовые структуры правительства в том, что они стреляют по мирным манифестантам, президент Башар Асад издал указ, чтобы забрали оружие у сотрудников полиции и службы безопасности.
Этот момент к истории, которую сейчас расскажу, имеет прямое отношение.
Итак, в тех районах провинции Хомс, которые считались относительно спокойными, создавались народные комитеты. Что-то типа «дружин». Молодые ребята из одного квартала собирались группами по 5 — 10 человек и дежурили на улицах до утра.
Наш квартал пересекает бульвар... По-русски название звучит сложно, но мы его называли — «Осетин». Не знаю, почему... Ночью дружина перекрывала одну часть дороги. Так легче было останавливать и проверять машины, тем более что их там в темное время не так уж и много. На дежурство ребята брали с собой кто что может. Кто-то пистолет, кто-то железный прут, кто-то камень.
Как-то раз, когда один из моих братьев дежурил, а он — маленький, щуплый такой... Остановили грузовик на въезде в город, проверили документы. Все нормально, пропустили. А через полчаса машина возвращается. И навстречу — полицейские... Те, что в грузовике, опускают окошки и начинают стрелять. Полиция уезжает. Она ж безоружна!
Бандиты продолжают расстреливать всех, кого видят на дороге и возле нее... Брат упал, но остался жив. Кому-то из его соратников удалось пробить шину грузовика, и машина перевернулась.
Подбегает мальчишка, что дежурил с братом. Бросает камень в грузовик. Он думал, что с бандитами покончено. Но те успели расстрелять его в упор...
В кузове они везли 30 автоматов Калашникова».
Каждый день, каждую ночь в Хомсе, когда добровольцы уходят на дежурство, их родители не знают, вернутся ли сыновья домой. Не дай бог кому-то пережить одну такую ночь.
А если месяц? А если год?
«...Прошлый раз, когда я приехал к родителям, — продолжает Ахмад, — уснуть было невозможно: слышны выстрелы, иногда снаряды, кажется, перед тобой все взрывается.
Вышел на улицу, там, где группа ребят стоит. Смотрю — с ними и наш сосед, ему за 50. Он арендует квартиру. Многим он казался странным, нелюдимым. Бывший кадровый военный, целый день ходит, весь в своих мыслях.
Это потом мы узнали, какую трагедию человек пережил. Его родной брат служил офицером в службе безопасности. Террористы взяли его в плен. И убили. Причем подробности рассказывал по телеканалу убийца-мясник.
Террорист на самом деле работал прежде на рынке мясником. И когда вошел в группу СОА, главарь приказал ему: вот этого пленника ты должен зарезать. Мясник сначала отнекивался, но ему поставили ультиматум: или ты покончишь с ним, или мы с тобой.
«Я тогда взял свой фирменный нож, которым разделывал туши, и сделал все, как мне сказали — отделил голову от туловища», — признался он в прямом эфире».
С четверга на пятницу
В Хомсе экстремисты расправляются с христианами. Поэтому сирийцы-православные бегут из родного города либо в Дамаск, но там дорого уже снимать квартиру, либо в Тартус — это чуть больше 100 километров.
Относительно спокойный портовый город Тартус имеет еще два дополнительных плюса. Во-первых, за двадцать минут, если переправляться на лодке, можно попасть на Арвад, единственный остров в Сирии, где до сих пор стоят средневековые крепости. Там тоже можно переждать смутные времена, если взять с собой муку, оливки, воду...
Но в сильные шторма лодки к острову не ходят. Поэтому крепости пока никто не обживает.
Второй плюс еще более мифичный. Но здесь искренне верят, что рано или поздно в порт Тартус придут российские военные корабли и не дадут сирийцев в обиду.
На полном серьезе — причем не один и не два собеседника в Дамаске доказывали: коль Россия стала правопреемником СССР, обязательно окажет военную помощь в соответствии с договором, заключенным еще в 1980 году.
Даже пересказывали фрагмент документа, статью, где говорилось, что если третья сторона вторгнется на территорию Сирии, Советский Союз ответит адекватно.
А я спорила, вспоминая ответ российского министра Лаврова, которого тоже однажды спросили: будет ли РФ участвовать в войне, если на Сирию нападут? Он сказал: «Во всех пунктах этого документа об оказании военной помощи с нашей стороны речь не идет. И Россия не собирается предпринимать что-то подобное».
Мои дамасские собеседники оставались при своем мнении.
Когда жестокая смерть настигает близких, когда кажется, что рухнул мир, а смрадные тучи пыли и гари от пылающих, расстрелянных домов уже не рассеются, — вот тогда охватывает отчаяние.
Но тогда и поверишь во все что угодно, даже в миф, который от бесконечного пересказывания все равно не становится правдой.
Сейчас здесь верят и в это.
Мухаб, по профессии архитектор, до весны 2011-го имевший хорошую работу в Хомсе, нынче подрабатывает на дамасском базаре Хамедия. Он таскает мешки с кешью, но это — временно. Скоро, говорит, и орехи никто покупать не будет, тем более что цены с начала событий выросли почти в полтора-два раза, как и курс доллара.
«Зачем архитекторы, если не строят, а рушат здания? Когда их будут восстанавливать? Спросите любого, кто убежал из Хомса, думает ли он ремонтировать свою квартиру, если от нее не осталось даже стен!» — кипятится Мухаб.
Не знаю, разрушен ли его дом в родном городе. Возможно, да. Но, кажется, я поняла главную причину, почему семья уехала оттуда.
Хомс «зачищают» не столько от христиан, сколько от интеллигенции, причем любого вероисповедания.
В этом городе убили профессора университета Аль-Баас, декана архитектурного факультета Мухаммеда али Наифа. Застрелили ученого-ядерщика Абдель Карима Халиля... Расправились с главным хирургом городской больницы Хасаном Аидом и несколькими его коллегами, в том числе с хирургом Мустафой Мухаммедом. От рук экстремистов погибли и главный инженер нефтеочистного завода в Хомсе Талаль Наиль аль-Катриб, и инженер электростанции «Мхарде» Фатима Халифи.
Список тех, кого в прямом и переносном смысле ставили к стенке, огромен.
В Хомсе боятся пятниц. Именно в этот главный молитвенный для мусульман день особо зверствуют боевики.
«С понедельника по четверг, — делится Мухаб собственными наблюдениями, — они все-таки реже похищают людей. И реже убивают. А с четверга на пятницу, когда в Хомс со всей округи собирается народ в мечети, — вот тогда и начинается...»
За каждого похищенного могут сначала потребовать плату, но не гарантия, что не убьют.
За год сложились и тарифы на выкуп. За взрослого — 10 тысяч лир, что по нынешнему курсу где-то около $125, за ребенка — 15 тысяч, это порядка $180. Без оплаты, как правило, не отпускают вообще.
А если схватили «неверных» — о христианах даже не говорю, будь то алавиты или приверженцы других исламских религиозных направлений, — их не расстреливают, но расчленяют на куски.
Квартал Бабаль-Амр. В разрушенном доме, скорее всего жили мусульмане: на земле – Коран
Дедушка Хазиза, 27-летнего парня, жившего в Хомсе, говорил мне, что чуть с ума не сошел, пока изо дня в день — почти две недели — по мусорникам собирал останки внука.
У старика слезятся глаза. Но, может, и от солнца, он жмурится, смотрит на меня из-под руки, кожа которой похожа на пергамент.
— С того момента, когда начались беспорядки, в городе мусор не вывозят, — медленно говорит он по-русски: еще не забыл язык — с тех пор, когда учился в 60-х в СССР.
Когда исчез внук и соседи сказали: искать надо именно на мусорных кучах, в мешках и баках, — он несколько раз натыкался на фрагменты чьих-то тел.
— Много лет назад — до 1966 года — при Амине, которого сверг отец нынешнего нашего президента Башара, мы на своей шкуре испытали, что такое терроризм. Тогда «Братья-мусульмане» взрывали школы вместе с детьми, автобусы вместе с пассажирами, городские больницы вместе с врачами и пациентами... Все это было. И я боюсь, что это вернется, если власть пойдет на уступки бандитам, как хочет от нее весь мир, кроме России и Китая.
Дедушка Хазиза говорит, а я думаю о своем: откуда у него после всего, что произошло, берутся силы, чтобы еще и жить?
Небольшой арсенал, который собрал после обстрела в своем – уже бывшем жилище – один из жителей квартала Бабаль-Амр
Как делались «репортажи» с ливанской границы
С Фаридом и Мустафой, уроженцами Хомса, студентами столичного университета, которые из соображений безопасности не желали откровенничать в присутствии преподавателей, мы договорились встретиться вечером в крохотном уличном кафе в Дамаске, в лабиринтах Хамедии.
Отыскать место встречи удалось с трудом. После 8 вечера на узких улочках старого города не горели фонари. Редкие прохожие передвигались чуть ли не на ощупь по тротуару шириной в ладонь, вплотную к стенам древних каменных зданий.
На крохотном «пятачке» кафе разместилось минимум с десяток столиков. Так что все сидели вплотную. Публики было много — и в основном студенты. Они пили либо колу, либо зеленый матэ из стеклянных стаканчиков. Я попросила эспресо.
Мои собеседники сказали, что на днях собираются домой — не только потому, что переживают за родителей. А потому, что сами хотят воевать с бандами, которые держат в страхе Бабаль-Амр, Карам-Зейтун и Аль-Адавию — тот самый квартал, где 12 марта найдут тела 26 детей и 21 женщины.
47 человек сначала заколют ножами. А потом станут фотографировать, чтобы снимки выложить в интернет.
— Скажите, кто это сделал? — спрашивает Фарид меня, и тут же отвечает: — Это все «ваххабиты», которые хотят крови.
Когда готовилась в СовБезе ООН резолюция «по Сирии», так сказать, чтоб посильнее воздействовать на международное мнение, — пачками запускались ТВ-репортажи о беженцах.
Но беженцев, объясняют ребята, тоже ведь «готовили».
Сценарий практически во всех селениях (а «откатывали» его в основном на маленьких деревушках близ границы) был одинаков.
Люди боятся выходить на улицу. Но имам обещает: только за то, что вы придете в мечеть, каждый получит по 5000 лир, в ту пору — около 100 долларов. Хорошие деньги! Население рискнуло. И действительно получало.
Через несколько дней священник сообщил: тот, кто возьмет в руки пистолет, получит 500 долларов, а если АКМ — 1000! Как не согласиться? Соглашались. Тем более что стрелять, говорил, ни в кого не надо — это просто исключительно для репортажа.
Но вдруг в селении появлялись несколько человек, переодетых в форму регулярных правительственных войск, открывали стрельбу якобы по «вооруженным бандитам». Люди в панике бежали.
И репортеры катарской «Аль-Джазиры» вели прямые трансляции: вот — правительственные войска, вот — убивают мирных граждан, вот —мирные граждане убегают из страны от режима Башара Асада! Разыгрывали сценарии как по нотам.
Честно говоря, я б и засомневалась в слишком уж сложных хитросплетениях постановочных телесюжетов, если б не наткнулась на любопытную информацию на сайте http://hvylya.org/analytics.
Со ссылкой на абхазское информагентство пишут: якобы Катар инвестирует миллиарды долларов в новый голливудский проект, который предусматривает строительство макетов правительственных зданий в Дамаске, а также больниц, Генштаба и т.д. Спрашивается, зачем? А оттуда будет «Аль-Джазира» транслировать, естественно, постановочные батальные сцены «столкновения повстанцев с сирийскими военными». И якобы уже модель Республиканского дворца построена. Сейчас возводят «дворец Башара». По сценарию должна быть — в прямом эфире! — съемка «разрушения президентского дворца в результате ракетного-бомбового удара».
«... Информация выглядит не столь уж невероятной и сенсационной, если вспомнить совсем недавние события, предшествовавшие завершающему этапу операции по свержению Муаммара Каддафи. Тогда «Аль-Джазира» транслировала якобы ведущиеся в Триполи бои между силами Полковника и ополченцами ПНС, в то время как телевидение Джамахирии показывало абсолютно мирный город и митинг в поддержку Каддафи на Зеленой площади. Уже тогда наблюдатели заподозрили неладное. Окончательно сомнения так и не были развеяны, что дало основания многим экспертам утверждать, что демонстрируемые «Аль-Джазирой» кадры входа повстанцев в Триполи были лишь грандиозным постановочным спектаклем в декорациях Дохи, обеспечившим информационное прикрытие другому абсолютно реальному процессу — высадке в Триполи под прикрытием натовской авиации десанта морской пехоты США, которая и взяла штурмом ливийскую столицу».
«Отдемократили»
Аль-Муханнада аль-Заима, сирийского телеоператора, кто, как и большинство моих собеседников, родом из Хомса, спросила: не мог бы выручить и сделать для газеты снимки квартала Бабаль-Амр?
Не обещал, так чтоб стопроцентно, но сказал — постараюсь.
Из Хомса он уехал прошлой весной. Как только однажды утром его мама увидала на стене их дома надпись, адресованную аль-Муханнаду: «Мы убьем и тебя, и твоих родных».
Мама заставила сына немедленно бежать к блок-посту, к военным и проситься увезти его в Дамаск. Он так и сделал. Через пару недель таким же путем выбрались из Хомса и родители.
— Но в городе все равно осталось много родни... Может, и попробую съездить к ним, — произносит он, и по голосу чувствую: поедет.
Ахмад, переводчик сирийского посольства в Украине, провожает делегацию в аэропорт. И по дороге в машине торопится сказать то, что, уверен, читатели «2000» обязательно должны знать:
«...И Штаты, и Запад, и арабский мир хотят «отдемократить» нас за то, что Сирия — последняя республика на Ближнем Востоке. Хотят ввергнуть страну в хаос...Создать вокруг нее «кольцо ненависти»!
